Ара Мусаян
К юбилею «М»
Вычитал в статье о квантовой физике, будто в эффекте лампы накаливания есть что-то общее с коренной «необъяснимостью», непредсказуемостью иных, как будто и природных, во всяком случае, не «чудесных» явлений, но с некоторым таки в них проявлением свободы, что естественно идет вразрез с обычным пониманием «закона природы»…
Что-то подобное подозреваю и в случае «освещения» духовного: искусство — такое же из ряда (статистического) вон выходящее явление.
*
Есть что-то потенциально нездоровое, здоровье подрывающее в принуждении себя (уже в летах) к действиям — возможно и целесообразным, эстетически даже вполне оправданным, но так ли уж необходимым?..
Сегодня в темпе пришлось убрать постель перед приходом домработницы, на которую возлагается лишь самое важное: пылесос, нам с женой уже, увы, неподъемный.
Как в случае военной повинности, от которой избавляют мужчин еще в цвете сил, есть нечто противоестественное, в корне волевое, насилующее — в установке идти в гору, плыть против течения, чистить, красить, прибирать, а не следовать природной склонности к безделью, либо уж если к деланию, то лишь того, что со временем стало для нас как бы второй натурой.
*
Во сне объясняю — не знаю кому, где, ни по какому поводу, что в годы трудовой жизни углубление подолгу (и по долгу) в дела было, как ни странно, более «глубоким», отвлекало сильнее от житейских треволнений, чем сегодняшние пронзительные, но редкие минуты прозрений.
*
Как кошачий люд на улице избегает нас, встречных — юркает под заборы, ни на минуту не задумываясь о нашей возможно миролюбивой к нему настроенности, так и каждому советую со встречными — грузовиками, автобусами, бульдозерами…
*
Почему ко всем синонимам слова «умереть» русским захотелось добавить «кончиться» — так кончаются деньги, бутылка... терпение.
*
На смерть Василия Бетаки
Есть что-то от смелости в смехе: помнится, как дрожали стекла…
*
Оргазм… некое освежительное движение вперед взмахами крыльев на уровне паха, которые вот-вот взметнут нас ввысь, унесут на какое-то расстояние… и неминуемо бросят — не больно, а таки слегка тяжеловато оземь.
*
Эпюра — редкое явление в кино: «Поцелуйте, пожалуйста» — или «Пожалуйста, одарите поцелуем», французский фильм 2007, постановщик Emmanuel Mouret.
Как на чертежную бумагу — переносится по методике Мариво механизм любовной «измены», но любовное преобладает и кончает тем, что отменяет измену: что-то у случайного человека оказалось больше, лучше, нежнее, глаже, словом, неповторимее — и чего не хватало у постоянного друга/подруги.
*
Как — забыл фамилию… (Мой-Вер, он же Воробейчик) — парижский фотограф 20-ых годов (из Литвы) — методом надпечатки пытающийся и достигающий воспроизведения эффекта движения, а в результате — экономии пленки и времени на дорогое удовольствие кино, так и я — в одном тексте совмещаю несколько пластов и берегу будущим поколениям леса, хрусталики, пальцы…
Полностью забытый сегодня гений фотографии.
*
Книга — связка листов бумаги с напечатанными на них знаками? — Никто бы не читал… Знаки просто так можно посчитать, но не почитать.
Книга-наставник — еврейская Библия; опора в жизни, талисман — как «Нарек» у армян.
Но книга — это и первый шаг к «телевидению»: заменяет живого наставника, отменяет прямую с ним связь, а современный «ящик» и вовсе упраздняет «просвещение», не считая момента, когда включен аппарат и освещает публику своим мертвенно-бледным сиянием…
*
Один сам с собой на улице, громко и жестикулируя —
другой — с чем-то близ уха в руке.
*
Как у детей — в моем-то возрасте! — некая необоримая, животная, с каких-то пор все усугубляющаяся неприязнь к врачующему люду: ходить, навещаться бог весть куда, к кому (проще, когда женщина…), с кем не разделяется абсолютно ничего, и кто для вас ничего и не сможет без этих вечных сиропов, шприцев, клизм…
*
Весна, солнце, теплынь — и сразу текуче вдруг стали в авторучке чернила…
*
Литература — когда не как из учебников, а что-то таки познается-черпается…
*
Высекать кайф у читателя, как искру — из кремния...
*
Со временем, все переходит в повод для хохм (насмешек, не обязательно злых) — над партизанами, что спасали отечество, вождями, учителями, родней...
И наоборот — тираны, изверги обретают вдруг в наших глазах что-то отвратительно человеческое.
*
Крокодилы очень нежны с детьми... Точнее, со своими детенышами. Организовывают на общественных началах ясли, ответственность за которые берет на себя одна из самых заботливых мам. (Из документального фильма).
*
Пока в России шел оголтелый кровавый террор и вакханалия — в ближнем европейском зарубежье люди корчились в едких дымах фрейдо-мазохской «ингибиции, симптомов и страхов» (Кафка, Шульце, Фогель, Блехер…)
*
«А вы что подумали»? заигрывает на глянцевой бумаге черноволосая — с бутылочкой чего-то освежительного в руке…
На старости лет «влюбиться» в икону!..
Во взгляде невинность и — жгучесть!..
Смесь самого неотразимого простодушия и самой неприкрытой корысти.
*
Пошлость — как на это не указывает слово, может быть далеким от площадей, вполне «салонным» явлением.
*
Экономика и — прекрасное.
Два парадоксальных момента: красота — роскошь, настораживающая всякого рода завхозов, казначеев, бухгалтеров — а за счет экономии средств и достигают вершин выразительности…
*
Единственное что отличает композитора от исполнителя — не кланяется в пояс публике после каждого очередного опуса.
*
Не все прозрения достойны написания. Однако…
*
Читаю «Даму с собачкой» (по рекомендации российской литературной телепрограммы как «шедевр мирового значения»…) — и, странно, в сравнении с читанным накануне «Заревом» Серафимовича, Чехов — стыжусь сказать — сдает…
Небрежность стиля у фельетониста, давно уже снискавшего себе мировую славу; поиск минимальной известности, а значит, стиля у Серафимовича («слава» которого дождется «торжества революции»).
*
Сталинское «и на нашей улице будет праздник» — не реминисценция ли пугачевской (незаконченной) повести Лермонтова?
*
Примерно, то же говорили о «простуде» полтораста с лишком лет назад, что жена мне вчера о моем, то ли фарингите, то и ларингите, а то и гриппе: «не надо запускать… может воспаление сделаться... Возьмите-ка оподельдоку» («Обыкновенная история»).
*
Писемский — бриллиант на полу, никто не подбирает…
*
Политкорректность, задним числом охватившая все сферы человеческого бытия вплоть до искромсания и изуродования документальных кадров (когда у людей во рту, о, ужас, сигарета! — точь точь, как в известную эпоху удаляли нежелательных лиц на официальных снимках),
а сегодня в новейших изданиях «Цветов зла» устранены — не те шесть эротических стихотворений, изъятых еще в первом издании (восстановлены лишь в 1961), а таки весьма любопытный цикл эпиграмм — против Бельгии, бельгийского королевства, бельгийской «цивилизации» и всего бельгийского на свете.
Некрасиво — глумиться над целыми народами…
*
Люди выдают свой собственный (авторский) «сок», а забывают дать отстояться, дать выдержаться, как вину, коньяку и даже виски (правда, не водке)…
*
Не тратить денег на секс, ни времени — на писательство.
*
Есть что-то воздушное в вокабулах «воздевать», «воздавать» (руки, хвалу)…
*
Блаженствующий на проводе
воскресенье
голубь.
*
Установка на будущее: отныне выходить на прогулку без очков. Любовное трение с окружающим миром без этих промежуточных «презервативов» действеннее и — действует успокоительней.
*
С удивлением узнаю, что в век Казановы профессия музыканта оценивалась ниже даже самой постыдной по тогдашним меркам актерской (неблагодарность общества к людям, исполняющим «грязную» роль катарсиса: к неприкосновенным в Индии, вычищающим отхожие места, проституткам — у нас)…
Не то чтоб роль в театре была «легче» партии музыканта в концерте, но языком человек чешет с детства, как натуральной духовной жвачкой, а для музыки нужна особая выучка — грамота, школа, диплом...
Разве что музыку в то время преподавали уже в начальных школах — тогда понятно, что рядовой музыкант в оркестре величина более второстепенная, чем самая второстепенная роль в театре.
*
Как парижские клошары — голуби под мостом, свысока оглядывающие прохожего внизу — меня.
*
Забота экономии: чтоб всего было в достаточном количестве под рукой на тот день, когда уже сил не будет их доставать — в магазинах, в толкотне толкучек…
*
Сидя на скамейке рядом с женой в парке — частокол, ниже — вид на пруд, весь окутанный, как в одеяло, зеленью. Минутная интеллектуальная зимовка, сбережение каких-то крох…
*
В город! Окунуться, омыться — как галька в водах прибоя…
*
В плане супружества: со временем асимптотически приближаться к исходной точке знакомства, а еще до — отчужденности.
*
От одной мысли — предложенной женой — посетить завтра зал древнегреческой скульптуры в Лувре — эту свалку осколков мраморных каменоломен — от холода дрожь пробежала по телу.
*
Эта поистине бесконечная жизнь!
Неделя за неделей — каждая, что николаевский рупь: живи да живи, пока не израсходуешь до последней копейки... И все равно — летят, как минуты.
*
Познакомился с Аннушкой — племянницей Нади…
— Русские имена, как будто? Не расслышал ответа… перекресток, машины, а девице надо срочно связаться с дежурным: не отворяются ворота, несмотря ни на какие нажатия на кнопки; соседей нет дома или не отвечают, спросила телефон у прохожего — меня, сначала позвонила тетке.
— Обещают прийти с часу на час.
— Не замерзайте, — кричу ей, удаляясь…
На улице — едва три градуса.
*
Начало процесса психологического ветшания, дряхления — когда в утреннем отсутствии еще не взошедшего осеннего солнца мы усмотрели нечто близкое к обиде.
*
Есть что-то в «кладбище» от склада, но уже без функциональной стороны: «детали» никому не пойдут на подновку.
*
Майстер Экхарт: «Ибо едва труд сотворен, как он уже в не бытие, как и время, в котором он создавался, и труд этот отныне «ни тут, ни там», ибо сознание к нему уже никакого отношения не имеет. Если мы хотим продолжать творить, то нужно другое дело — в другое время».